Под снег

Действующие лица

Григорий, путник

Маша, проводница, 9 лет

Ахрип, седовласый бродяга без памяти, неизвестное древне-славянское божество

Помидорна, случайная кормилица

Арсений Сергеевич, ходячий справочник, дворник

Крупская, снеговичка

Действие первое

Григорий сидит, прислонившись спиной к автомобилю, и греет руки зажигалкой. Вокруг гигантские сугробы. Его заносит снегом.

Григорий (кричит). Нет, ну это же надо! Заблудиться в трёх панельных соснах! 

Маша. Дядя, вы чего кричите? И без вас громко воет.

Григорий. Кто здесь? Люд-ди! Ау! Я уж д-думал весь город вымер к едрене фене!

Маша (выползая из-за машины). Точно не весь. Вас таких много валяется. То под машиной, то в ковше эскавата.

Григорий. Экс-ск-ск-каватора?

Маша. Ага, эскавата.

Григорий. Ох, бл-блин. Девочка, ты знаешь куда идти? Я ног почти не чувствую, з-зу-зубы дрожат, за шиворот снегу навалило…

Маша. Ммм, куда идти? А куда вы хотите попасть?

Григорий. В те-тепло. В какой-нибудь магазин, ну или подъезд. Не видно же ни-ничего! Вообще не узнаю город! По-подъезд бы какой…

Маша. Это нет, дядя. Я никаких подъездов не видела. Но пойдёмте, пойдёмте.

Григорий. Куда?

Маша. Под снег.

Действие второе

Григорий и Маша сидят в кармане снежного тоннеля. Периодически воет ветер.

Григорий (растирая руки). Это что за крот на-нарыл?

Маша. Не знаю. Так было до меня. 

Григорий. А до че-чего можно так добраться ты знаешь?

Маша. Я видела рельсу, качели и дохлую крысу…

Григорий. Суп-супер, но это не совсем то, ш-ш-што надо. 

Маша. Но я не везде лазила.

Григорий. Те-тебя как звать?

Маша. Мария Ивановна Ч.

Григорий. По-почему Ч?

Помидорна (вылезая из-за угла на четвереньках). А вот и Маша. Поглядите только! Сидит с каким-то наркоманом. Ахрип!

Из-за угла появляется тощий седой старик в овечьей тужурке

Ахрип (охрипшим голосом). Ползу, ползу.

Григорий. Я не нар-наркоман. Почему наркоман?

Помидорна. Да ты на рожу свою глянь — небритая, синяки под глазами темней моих подмышек. Ещё и к нашей Маше приполз.

Маша. Мария Ивановна Ч. И не ваша, тетя Помидорна. И не ваша, дядь Ахрип.

Григорий. Синяки под глазами… Я шёл с работы, не смог уехать, заблудился во дворах. Снегом занесло. Замерзал. Давно не ел, кроме снега. 

Ахрип (доставая морковь). Ладно, ладно, человек. Держи корешок, пожуй.

Григорий набрасывается на морковь и грызет.

Помидорна. Маша? Ахрип, ты опять её упустил?

Ахрип. Когда? 

Помидорна. Да вот прямо сейчас!

Ахрип. Не припоминаю.

Помидорна (машет рукой и уползает). Эээх… 

Григорий. Спасибо за морковь, дед.

Ахрип. Это корень силы. Чувствуешь?

Григорий. Сытно.

Ахрип (протягивая ещё две моркови). Сила тебе идёт. Большая сила… Лови её, человек. На-ка ещё, про запас. 

Григорий (засовывая морковь в карман). Благодарю. Скажи дед, я же не похож на наркомана?

Ахрип. Все вы похожи на карманы. Кто с мусором, кто с дыркою. Бывают глубокие. Порой хочется отпороть и пришить. Бывает и видимость кармана. Щель есть, а положить некуда.

Григорий. И какой же я карман?

Ахрип. Видно будет, видно будет…

Григорий. Старуха — твоя жена?

Ахрип. Не помню. 

Григорий. Долго тут ползаешь?

Ахрип. Твой допрос мне в нос врос. Дёрну его из носа — не будет ни тебя, ни вопроса. Ахаха. 

Григорий (в бок). Дурдом в сугробе.

Ахрип (в бок). Смешной человек.

Григорий. Ладно, дед. Пойду искать цивилизацию. 

Григорий уползает по одному из снежных ходов.

Действие третье

Григорий сидит на очередной развилке.

В стену вмурованная снеговичка стоит.

Григорий. Налево или направо? Бляхи мухи, белые мухи, из-за вас всё!

Крупская. Ку-ку.

Григорий. Кто здесь? Маша… Ой, Мария Ивановна Ч? 

Крупская. Неа.

Григорий. Помидорна, вы ли это?

Крупская. Неа.

Григорий. Я никого не вижу. Тут довольно темно. Покажись.

Крупская. Я кажусь — стою вот голенькая, прямо у тебя над головой!

Григорий (в ужасе прижимаясь к противоположной стене и включая зажигалку). Господи, что это?

Крупская. Крупская, снеговиня.

Григорий. Чертов дед, чертова морковь! Корень силы, корень силы… Траванул, ох, дед… 

Крупская. Ты долго причитать будешь?

Григорий. Я сплю. Или меня прёт. Я сплю. Точно сплю.

Григорий щиплет себя за руку и трет снегом лицо.

Крупская. Не помогает?

Григорий. Неа.

Крупская. Ну тогда помогай мне. Видишь — я тут застряла в текстурах. Надо меня осторожно отковырять. Только без резких движений. И не лапай смотри.

Григорий (вздыхая). Ладно.

Крупская. Так, отделяй спинку. Осторожней. Так, так, так. Руку не забудь. Ага. Так, ещё немного. Теперь попу. Ага, лапнул всё-таки! Отхарассил беззащитную снеговиню! Эй, ну ладно, ладно, продолжай… Ноги ещё… Так, так… 

Григорий. Вроде всё.

Крупская. Спасибо, мил человек. Теперь я свободна.

Григорий. А чего без носа? Мария Ивановна забыла приделать?

Крупская. Не знаю никакой Марии Ивановны. Но в целом ты прав — это врождённый дефект.

Григорий (втыкая морковь в лицо снеговичке). Вот тебе.

Крупская. Вау, круто! Как странно  пахнет старый снег в городе! Эй, а от тебя, мужик, что-то морковью прёт, если честно.

Григорий. Грёбаная морковь…

Крупская. Ты как тут вообще? Чего бродишь? 

Григорий. Заблудился в снегопаде. Меня девочка спасла. Потом какой-то дед морковью накормил. А теперь я разговариваю со снеговиком.

Крупская. Снеговиней.

Григорий. Я как вид назвал.

Крупская. Как вид назвал, бе-бе-бе. 

Григорий. А ты можешь меня вывести к людям? 

Крупская. Теперь могу. Пойдём же на запах. 

Действие четвертое

Помидорна и Ахрип сидят у костра в снежной зале из-под забытого котлована. Подползают Григорий и Крупская.

Помидорна. Батеньки! Это ещё что за проститутка?

Крупская. Уймись, старая.

Григорий. Это снегови… ч… снеговиня Крупская. Собственной персоной. Вы её видите? Реально?

Ахрип. И что?

Григорий (Крупской). Я хотел выйти к людям, а не в этот дурдом.

Крупская. Ну кто же знал? 

Григорий (Ахрипу). Дед, ты что мне дал? От твоего корня силы у меня начался приход. Жёсткий. И не проходит вообще.

Ахрип. Каков поп — таков и приход.

Помидорна. Ты к нам проституток решил водить?

Ахрип (Помидорне). Помолчи.

Григорий. Меня радует только то, что Мария Ивановна Ч от вас всех свалила. Ты вот вообще кто, дед?

Ахрип. Я не помню… (Запевает) Белое безмолвие под моим окном притворилось ирием поздно вечерком. Ковырнул, подвывернул, вскрикнула земля. Укусила вымя мне первая змея.

Помидорна. Глаза залил — так веди себя прилично, старый мудила.

Григорий. Как же легко вы ярлыки развешиваете.

Помидорна (наливая суп в пластиковые тарелки). Имею право. Кто вас кормит? Кто вас согревает? А вы на мамку свою бросаетесь. Я может в корень зрю.

Ахрип (мурлыча). В корень…

Помидорна. Зрю и вижу какие вы все на самом деле. Простые. Вас так легко объяснить — по лицам видно всё. Все люди простые, потому что все хотят есть, спать и обладать. Всегда так было и всегда так будет.

Крупская. Хрена, я вообще не человек, а эта меня всё равно объяснила. Якобы.

Помидорна. Встречают по одёжке, а у тебя её вообще нет.

Крупская. А тебя я бы проводила по уму, да вот как-то тоже.

Ахрип. Потише, женщины. Потише.

Григорий. И мне можно суп?

Помидорна. Да, хлебай. 

Все кроме Крупской едят суп.

Крупская. Я растаяла бы от такой заботы.

Помидорна. Помню, как-то раз я накрутила столько банок с помидорами, что построила из них дом в доме. Ели не то что всей большой семьёй, а всей улицей. И всё равно не доели…

Ахрип. Только едой сыт не будешь. Сила нужна, большая сила…

Григорий. Зачем?

Ахрип. Не помню.

Григорий. Я думаю силы должно хватить на то, чтоб свою жизнь обустроить. В чужие лезть нечего. 

Крупская. И помогать никому не надо?

Григорий. Всем помогать сил не напасёшься.

Крупская. Но мне ты помог. 

Григорий. Не каждый день снеговик просит отковырять его от стены. А вот о судьбах родины думать — это я пас.

Помидорна. Правильно! Помню, как-то раз гость мой наелся, напился и давай трещать: мол, а вот если бы, то жили бы мы вот так, а теперь то мы живём вот эдак. А я ему говорю: дурень! Радуйся, что хоть эдак, да есть что поесть и чем запить. Как мы во все времена жили, так и живём. Ничего не меняется. И слава Богу! Скажи же, Ахрип?

Ахрип. Не помню.

Крупская (под нос). Консервативная оказалась компашка.

Помидорна. Что ты имеешь против консервов, шлюха снежная?

Ахрип. Потише, женщины. Потише.

Григорий. Слышите? Кто-то ползёт.

Крупская шагает назад и сливается со стеной.

Действие пятое

Те же и Арсений Сергеевич.

Арсений Сергеевич. Приветствую! Я Арсений Сергеевич.

Помидорна. Привет, очкарик. Ты откель?

Арсений Сергеевич. Я дворник на треть ставки, аналитик данных и художник, перемещал, анализировал и украшал сугроб. И вот провалился сюда. По запаху костра и моркови вас нашёл.

Григорий. Тут у нас странно. 

Ахрип. Странникам мы всегда рады.

Арсений Сергеевич. А вы видели как снаружи сейчас странно? Город под снегом словно вернулся в природу. Его рельефы стали дикими, плавными. Все достоинства и недостатки смазались и закрылись. Места стали неузнаваемыми. Топология метаморфировала.

Помидорна. На селёдку под шубой похоже?

Арсений Сергеевич. Нет, вообще не похоже. Всё белое и несъедобное.

Григорий. Похоже — такое же плавное и слоистое.

Ахрип. Белое — это светлое дело. Плавное — это славно. Слоистое — это насыпалось со свистом. Несъедобное — это…

Помидорна. То, чего нам даром не надо!

Арсений Сергеевич (Ахрипу). Простите, вы поэт?

Ахрип. Не помню. Знаю, что сила нужна большая. (Протягивая морковь Арсению Сергеевичу) Проголодался небось, человек?

Арсений Сергеевич. Да, спасибо, не откажусь.

Григорий (злорадно под нос). Ешь, ешь…

Арсений Сергеевич ест морковь.

Крупская шагает вперёд.

Крупская. Так что там про судьбы родины?

Арсений Сергеевич (отшатываясь). Это что?

Крупская. Неприлично отвечать вопросом на вопрос…

Григорий. Снеговиня Крупская.

Арсений Сергеевич. Очень приятно. Но что там с судьбами отечества? Интересно, к чему вы пришли и к чему идёте…

Григорий. Мы пришли к тому, что главное о своём бутерброде с маслом подумать. Может это некрасиво звучит, но такова жизнь. 

Помидорна. Да, всегда так было и будет.

Арсений Сергеевич. Очень сомневаюсь. В одну и ту же реку… И далее по тексту.

Ахрип. В одну и ту же реку не смыться человеку. В одну и ту же реку не окунуться греку. Всё меняется, течёт. Вот на это и расчёт! 

Помидорна. Ох, дурни.

Крупская. Арсений Сергеевич, а как вы относитесь к возможности жизни снеговиков?

Арсений Сергеевич. Допускаю возможность самоорганизации материи в условиях метастабильности водяных капель в ледяных гранулах или какого-то другого неизвестного науке процесса. Но всё же склоняюсь к онейроиду. 

Крупская (Григорию). Какой он умный…

Входит Маша.

Григорий. О, Мария Ивановна. Я думал, что ты выбралась отсюда… Неужели не получилось?

Маша. Некогда объяснять, идёмте скорее!

Маша берёт Григория и Арсения Сергеевича за руки и они уходят, а затем уползают за девочкой.

Действие шестое

Григорий (Арсению Сергеевичу). Арсений Сергеевич, что вы видите?

Арсений Сергеевич. Поднесите поближе зажигалку, товарищ. Вижу, что мы стоим в коллекторе на скользком полу, а перед нами лежит некий объект, примерно два метра в диаметре. Местами он покрыт ледяной коркой. Сбоку прилипли газеты и, простите, гондоны, а сверху у него шапка из инея. 

Маша. Дядя, ты что, слепой? Это же сердце. И оно остановилось! 

Григорий. Ну, только этого мне и не хватало.

Арсений Сергеевич. Девочка…

Маша. Мария Ивановна Ч.

Арсений Сергеевич. Мария Ивановна Ч, и что это за сердце, на твой взгляд?

Маша. Не знаю. Но чувствую, что ему плохо. И мне тоже поэтому.

Арсений Сергеевич. Хорошо. Допустим. Тогда, рабочая гипотеза, что это сердце Родины. 

Григорий. Не, не, не, это без меня. У меня ещё дома дела. Меня вообще ждут давно, а я тут с вами околачиваюсь…

Маша. Дядя, алло. Неужели ты не чувствуешь?

Григорий. Не, не, не…

Арсений Сергеевич. Надо проверить наши догадки. Сначала соберём информацию. Посветите-ка вот сюда…

Григорий. Я не понял. Арсений Сергеевич явно, по всем признакам какой-то иностранный агент, подозрительный тип. Таких сразу глаз вычисляет. И вот этот тип сейчас хочет собирать информацию о сердце моей страны? Ну максимум что выйдет — это осквернить святыню. Не трогай её, да?!

Маша (в сторону). Пойду за другими…

Маша уходит.

Арсений Сергеевич. Всё странно

Григорий. Это точно.

Арсений Сергеевич. Но мы должны что-то сделать? 

Григорий. Кто мы? Я лично ничего не могу. Ну вот что я могу сделать? 

Арсений Сергеевич. Ну хотя бы не обзываться. И посмотрите, что тут на клочках газеты написано. Я вижу только “Продаю” и “Ритуал”, всё остальное слишко для меня мелко. 

Григорий. Какая разница что там написано?

Арсений Сергеевич. Слова — это важно. Порой, реальность с ними становится более выпуклой. 

Григорий. Всё ведь было нормально. Страна стояла. Мы были. А что будет, если вмешаться в процесс — мы не знаем. Нет, я помог бы я даже снеговиню отодрал, ну то есть отсоединил от стенки тоннеля но в таком серьезном деле нужна цель. Конечная цель. Понятная чёткая цель. У вас она есть?

Арсений Сергеевич. Во-первых, мы должны узнать больше. Во-вторых…

Входят Маша, Ахрип, Помидорна и Крупская.

Действие cедьмое

Те же, а также Маша, Ахрип, Помидорна и Крупская

Маша. Чего вы стоите? Согрейте сердце!

Помидорна. Ну раз девочка просит, давайте разведём под ним костёр.

Крупская. И зажарим это чудо природы? А потом ты его съешь, да?

Ахрип. Я таких сердец много видал. И  даже ел. Вкусные — руки по локоть оближешь!

Маша. Ужас!

Григорий. Нет, ну это уж перебор. Тем более такие слова при детях… 

Помидорна. Ой, какие все нежные стали!

Григорий. Слова — это не хухры-мухры. Реальность с ними — более выпученная. 

Помидорна. Меня в сердцах как-то раз обозвали уксусукой. Другой бы на моём месте за сердце схватился или вырвал им их поганые насосы, а я лишь покачала головой и плеснула в бесстыжие глаза рассол. Тьфу, доброта моя. 

Маша прислоняет руки к гигантскому сердцу.

Помидорна. Маша, убери от него руки! Оно же ледяное! 

Григорий. Да, не стоит оно того, Мария Ивановна.

Арсений Сергеевич. Должен быть иной путь…

Ахрип. Для одних — путь, для других — тупь. Один тужится, другой жутится. Третий — жужелица.

Арсений Сергеевич (Ахрипу). При каких обстоятельствах вы видели последний раз такое явление? 

Ахрип. Не помню, но сила…

Крупская. Смотрите — оно кровью обливается! Я бы приложилась, конечно, но толку от меня? 

Маша. Неужели вы все просто будете стоять и смотреть?

Ахрип (высыпая мешок моркови под сердце). Держи силу.

Крупская. А чего, это правда поможет? (выдирает нос и бросает в кучу)

Григорий (вытряхивая недоеденную морковь). Ну это я могу.

Зажигалка гаснет. Через некоторое время её зажигают снова, но сердца уже нет.

Крупская. Где оно?

Маша. Это кринж.

Ахрип. Я не помню.

Григорий. Фух, ну всё, я пошёл.

Арсений Сергеевич. Возможно, у родины принципиально блуждающее сердце… Или оно испугалось моркови… Или морковь дала ему сил на прыжок в лучшее место, где его кто-нибудь отогреет и реанимирует… Или произошёл некий коллапс… Или это было лишь видение…

Маша (плача). Ну и что толку? Мы его не спасли, а ведь могли!..

Арсений Сергеевич. Могли ли? Спорный вопрос. На него пока нет однозначного ответа. Тем более мы достоверно не знаем что это было. Если бы мы знали, что это такое… Но мы не знаем что это такое…

Помидорна. Пойдёмте лучше доедим суп!

Ахрип (поёт). Из глубокого кармана вылезают три барана, три вороны, два бревна и огромная страна!

Все расползаются в разные стороны. Ахрип идёт с Помидорной, Григорий, Арсений и Маша ползут в разные стороны. Крупская прилипает к стенке.

 

3-4/IX/22

Осенняя беготня

I.

Выхожу в осень, покрытую лёгкой коркой первых морозов. В зимних ботинках да в разных носках. На уши напялил старую шапку. В подъезде стукнулся головой о косяк, шапка слетела в грязь, в какие-то осколки. Поцарапал о них руку. Показалось, будто за спиной шорох, обернулся — ничего, кроме покрашенной в тошнотворный цвет стены да узкой старой лестницы с коричневыми перилами со следами ногтей, когтей, детей и разных затей.

Выскочил на улицу. На лавке никто не сидит. И не потому, что холодно. Просто поумирали все, кто привык сидеть на этих лавках. Только ворона орёт, и моё счастье, что плевать не может, а то бы ещё и плюнула в мою сторону. Всё уже складывается не хорошо. Что же будет дальше? Смерть? Безусловно, но это позже. Но что будет сегодня, сейчас? Сейчас кружится голова. Держусь за дерево, прикрываю глаза. Ощущение такое, словно голова и тело крутятся в разные стороны. Никак не могу понять, откручиваются они или закручиваются.
Читать далее «Осенняя беготня»

Снег и Олег

Снег завалил все пути через дворы и задворки. Свежие, рассыпчатые следы первопроходцев вальяжно набрасывали эскизы вдавленных зимних тропинок. На первых пешеходов налипала ответственность: если они побоялись срезать углы или пролезть через хаотически набросанные при расчистке снега сугробы, то ближайшие четыре месяца могут пройти в нарезании кругов по тем следам, которые пробили первые люди. Читать далее «Снег и Олег»

аты-баты, шли откаты

аты-баты, шли откаты;
враг на пороге!

от заплаты до заплаты;
у врага не те боги!

от браслета до браслета;
у врага не те ноги!

от завета до завета;
неверие — путь инфовойны (сатаны)!

где заветы — там откаты;
руки сатаны (инфовойны) длинны!

где браслеты — там заплаты;
корни жрёт етицкая сила!

где разведки — там засады;
сомнения — путь к зоофилам!

затыкаешь уши и ждёшь…

ждёшь, когда белыми хлопьями осядет шум,
очень молодые люди слепят шумовика…
как червяк из пореза, выкатится корона.