Рыжий и бородатый

Сэндвич из бетонных плит и земли прислонялся своей оранжевой геометрией к длинной вечерней тени. Земля в него вдувалась годами, так что летом он отпускал травяные бакенбарды. Человек задумчиво поглаживал эти зелёные клочки и педалировал ногой торчащую из земли арматуру. Его лысая голова горела, пародируя закат.
Откуда-то с подветренной и подсолнечной стороны вынырнул человек:
— Приветствую!
Лысый обернулся и прищурился, махнув рукой.
— Я, наверное, ошибся. Извините, за беспокойство, — силуэт начал исчезать там же, откуда и возник.
— Эй, эй! Это же я, — закричал лысый и спрыгнул с плиты.
— Да нет, нет. Вы что-то путаете.
— Что вам сказали? Что будет рыжий человек? Это я и есть.
Пришелец приблизился вновь и скептически осмотрел лысую голову. Она светилась оранжевым, как и бетонные плиты, но объективно на ней не было определённо ничего рыжего.
— Да рыжий я, рыжий. На мне должен был быть парик, но его сдуло ветром. Представляете? Шёл по мосту, а тут грузовик едет. Мимо такой — вжух. И парик такой — фшшш. И в реку… И уплыл… А… А почему вы без бороды?
Подсолнечный человек снял очки, вынул из груди платок и начал их тереть.
— Без бороды? Не поверите! С бородой. Ещё утром был с ней, родимой. С ней, моей бородушкой, бородёнкой! Гладил её, как корову. А она на меня молчаливо смотрела козлом. Но мир жесток. Иду я по мосту, а навстречу грузовик пыхтит. Плюнул в меня каким-то маслом, прямо в бороду, в бородушку, как в душу. Что же делать? Проще новую отрастить, чем старую отмыть. Я чемодан свой распаковал, и опасной бритвой — раз, раз, и всё срезал.
Лысый слушал, повиснув на арматуре, и разглядывая подсолнечного. Да, вон и свежий порез на подбородке.
— Ну раз уж так вышло, то, может, скажете, ради чего мы тут?
— Конечно, ну не оплакивать же мою бородёнку! Хе-хе. Есть такое дело, сложное дело, которое без вашего… нашего участия не разрешить. Мне бы не хотелось вот так вот прямо, вульгарно и нарочито озвучивать, ведь это неизбежно упростит проблему и сведёт её к непотребству. А это мерзенько. Мир и без того жесток. Возможно, вы…
— Да я бы с радостью всё чётко расставил по местам! Вот только бумаги, все бумаги и смартфон с флешкой улетели вместе с париком. Вжух. Грузовик… Всё улетело…
Лысина и очки сверкали друг против друга, отражая закатные лучи и слова. Тень от бетонных плит росла, обволакивая куст за кустом. Руки лысого и подсолнечного прятались по карманам.
— Ох, как это печально, какая драма… Не сомневаюсь, что есть и устное кое-что. Оно уж точно не должно было улететь в реку…
— Не должно было, но улетело. Вылетело из головы. Вжух — и тоже в реку. Но что-то осталось. Если вы скажете, что я вам должен… Возможно, я и обнаружу то, что грузовиком не тронулось.
— Не стоит утруждаться.
— Да и не буду, пожалуй.
Запахло выстрелами. Оранжевый глаз на горизонте погас. Очки упали. Лысина исчезла в кустах. Где-то в неопределённом далеке даже вспорхнули, как куропатки, рыжие и бородатые.