Фуршет

Кругом веселье и фуршет,
и тамада рисует вилкой
кого-то в воздухе, лучами
под ним расходятся столы.
И где-то слева полыхает
солёный помидор лица —
надтреснул. Или показалось.
И где-то справа над селёдкой
нависло мегадекольте,
в лучах приветливо качаясь.
И дева, по стене разлившись
двумерной статикой, блестит,
как будто краска запотела
от лицезрения танцпола,
где в духе полной деконструкции
перемешались части тел
с червями радостных движений.
Расходятся круги теней,
как будто капнули в ничто
коктейлем водки и салата.
Всё веселей и веселей
вокруг становится, за плечи
друг друга трогают, кричат,
кивают так, как будто слышат.
Глядишь в разъехавшийся фокус,
а на стене не дева — утка
с огромным глазом осьминога,
а за помятым тамадой
стена дрожит и, отслоившись,
чуть-чуть показывает нечто.
Слова, пузатые слова,
вплетённые в казармы музык,
неповоротливо повторны,
до исступления тупы
и от того — ещё прекрасней.
Патриций в сказочных одеждах
(насколько это можно видеть)
гнусаво хрюкнув в микрофон
гетеру дёрнул за бретельку.
А на стене не дева — лодка,
конец которой исчезает
в тумане ломаных кривых.
Веселье всё плотней и гуще,
и звук сливается в гуденье,
за тамадой стена отходит,
а на другой — уже не дева,
не утка, и не лодка даже,
а что-то пахнущее глиной
(стрекочет рваными щелчками,
шестое чувство — в пополаме).
Пойду попробую наощупь…