Стакан

Визирий разозлился и плюнул в стакан. Как не плюнуть, если на подоконниках посохли все цветы? Это случилось отчасти из-за командировки, которая вдруг троекратно удлинилась. И не в последнюю очередь из-за старенькой соседки Массалии, очевидно, напрочь забывшей о просьбе присмотреть за растениями. Читать далее «Стакан»

Гони!

Ноги переставляются дурацкой анаграммой: гони!
Впереди огни, сзади огни, в голосах в голове — огни.
И всё остальное бежит и горит, также как и они.
Кроме того, что зажато в точку, ноту, оттенок, нимб.
Читать далее «Гони!»

Запароль

запароль чистоту, запароль!
только вышагаешь за порог,
тут же видишь — уже запорол
жидкой грязью ботинок/сапог.
запароль чистоту, запароль!
Читать далее «Запароль»

Остановка

— Стань моим мужем!
Показалось? Нет. Чужая женщина в странной шляпке действительно так сказала. Кому? Да мне же и сказала. На остановке, когда жара из-под автобуса дыхнула выхлопными газами и пылью. Женщина схватилась за шляпку и словно упаковочный аппарат отрыгнула эту фразу. Да и чёрт с ней. Мало ли какие звуки проскальзывают в непрерывно движущихся частях города. Меня насторожило другое. Чёрные брошки, опоясывающие шляпку по всему периметру, уставились на меня. Как? Сеть неясных бликов, скользящих по этим чёрных круглым каплям, вдруг в один момент всколыхнулась и сконцентрировалась, вглядываясь в моё впечатление. Я это почуял нутром, как чуешь чей-нибудь пристальный взгляд сбоку. Глаза женщины в этот момент показались мне безжизненными стеклянными яблочками, затыкающими ванну, чтобы вода не ушла. Я отпрянул и невольно прислонился к горячему железному заду остановки.
Обжигающее железо подковырнуло потрескавшуюся поверхность моего впечатления. Словно реставраторы, снимающие слой за слоем с бездарной поделки, чтобы высвободить изначальный шедевр, меня подковыривали плодящиеся аномалии. Из тонкой кожаной сумки женщины высунулись тончайшие чёрные струны, вытянутые по направлению к солнцу — наверное, чтобы не отбрасывать тень — и тут же исчезли. Я достал из кармана мобильник, но он только отразил лицо — моё лицо — которое я не узнал.
Пот безбожно сползал по векам. Я смахнул его рукой и глаза защипало. В пелене, смазавшей всю картину, продолжал висеть силуэт женщины. Но чем дольше я приглядывался к нему, тем меньше видел в нём человеческого. Плыла либо форма, ведомая потайным дирижёром, либо моя точка зрения.
Мимо очень знакомо, но в то же время пугающе иначе пробежали пассажиры — те же самые пассажиры, которые проходили тут несколько минут назад, торопясь на тот же самый, но совершенно иной, громыхающий металлический транспорт, который я опять чувствовал перед собой. Невесть откуда звучащие копыта отбивали какую-то популярную мелодию. Опять вскрикнула птица, но густым, глубоким и затянувшимся криком. Размытые краски сдвинулись в разные стороны, палитра мира словно пережила перетасовку. Существо передо мной с едва различимыми очертаниями сумки и странной шляпки открыло рот и медленно с лязгом и шелестением выговорило:
— Стань. Моим. Ужином.
У меня закружилась голова и я пошёл, побежал или пополз в беспорядочную сторону, натыкаясь руками на всякое такое, что не имеет ни названий, ни образов. В какой-то момент панической воздушной гребли моя рука провалилась куда-то. Выдернул. Открылся свищ. В запредельную щель с фантастической прытью утекала нечёткость картинки, звуки копыт, вытянутые к солнцу чёрные струны. Напоследок на меня взглянула шляпа и тоже всосалась в голову женщины. Её волосы без шляпы распались множеством единиц и засыпали лицо. Женщина вскочила с колен и убежала из моего поля зрения.
Я тоже встал, задыхаясь, взглянул на стеклянный глаз, закатившийся под лавку. И отпрянул, невольно прислонившись к горячему железному заду остановки. Город шумел так, как будто ничего не заметил.

Коленка

Иванова кусали комары. Они налезли в проклёванные птицами дыры в москитной сетке и теперь всю ночь мешали спать. Иванов включил свет и закурил, разглядывая свои волосатые ноги. На правую коленку сел жирный комар. Иванов шлёпнул по нему. Комар продолжал сидеть. Шлёпнул ещё несколько раз. Жёсткий, как гвоздь, комар куда-то исчез пока Иванов переключал взгляд на оцарапанную ладонь. «Да уж», — подумал он, докуривая сигарету.
Утром Иванов пошёл в магазин и купил три килограмма яблок.
— Что, внуки приехали?- подмигнула продавщица.
— Да не. Сам захотел.
Дома Иванов съел яблоки и пошёл на вызов ремонтировать стиральную машину. Клиент жил в каком-то диком овраге, на улице, которую не было видно ни с какого места. Спускаясь вниз Иванов почувствовал боль в колене. А возвращаясь наверх — ещё и какое-то внутреннее трение. «Возраст» — подумал он, а чуть позже купил ещё пять килограмм яблок.
Теперь по ночам Иванова пульсирующая боль в правом колене стала мучить сильнее комаров. «Хм» — думал он, — «не от того ли?» и вспоминал твердого комара. «Вид такой. Глобальное потепление. Мигрируют». Но боль все росла, а коленка стала потрескивать и даже, как будто, тикать.
Отсидев положенные очереди, получив направление на рентген и добравшись до него, Иванов столкнулся с предсказуемой, но непреодолимой силой:
— Что вы хотите, мужчина? У нас все расписано. Можем на октябрь записать. Но лучше идите в платную.
В платную, конечно, Иванов не пошёл, а пошёл в аптеку за “Звёздочкой”. Юная аптекарша с кем-то переписывалась в тени длинных белых шкафов. Криво закреплённый под потолком старый телевизор показывал рекламу пробиотиков. У зеркальной витрины, забитой разноцветными пачками и пузырьками, Иванов вдруг подумал, что неплохо бы иметь про запас шприц. “… и микробиота, как известно, влияет на темперамент, настроение и даже на склонность к самоубийству…” — седой профессор с влажными глазами из телевизора тыкал пальцем в пластмассовую модель кишечника. Аптекарша оторвалась от смартфона и морщась переключила канал. “… гриб-паразит превращает муравьёв в зомби…”
«Бред какой» — подумал Иванов и купил большой шприц.
Закончив последний пакет яблок, Иванов, поджег сигарету, затянулся. В окно бил ровный розовый закат. Река послушно отражала потусторонние деревья, вытягивая их в костлявые конские морды. Иванов налил стакан воды, но пить не хотелось. Он понюхал воду, макнул в неё язык. Коленка ныла. «Может в неё?»
Иванов распаковал шприц, набрал воды из стакана и ввёл под коленную чашечку. Коленка забулькала, немного дёрнулась, но боль прошла. С этого вечера Иванов стал регулярно поить коленку.
«Интуиция не подвела» — думал он, целясь иглой в некий подкожный паз.
«Или подвела» — вскользь и смутно ему вспоминался глупый телевизор из аптеки.
Поить коленку стало для Иванова необходимым ритуалом. А через пару недель вечером его вдруг охватило непреодолимое желание лицезреть пространство в самых раскрепощённых масштабах. Иванов выкинул шприц с водой, и побежал на единственный городской холм. Это был лысый пыльный пустырь, одна сторона которого отвисла двумя рядами гаражей. «Красота» — с запыхавшимся восторгом оглядывался он на протянувшийся до горизонта вечерний город.
Вдруг коленка рванулась вверх и через несколько минут обгоревшие остатки ноги Иванова летели в открытом космосе, увлекаемые ревущим механизмом коленки в ледяную бездну. Эвакуация прошла успешно.
И только выпавший из кустов алкоголик махал руками на дымящийся ботинок, потому что увидел чёрта.