На третьем ярусе вагона храпят чужие чемоданы
и ремешками протирают осоловелые бока.
И маслом в грязно-косоглазой непробиваемой бутыли
качается святое сердце эскизов счастья и добра.
Его качает мир железный, вагон, наполненный страданьем,
но клякса выдуманной бездны так заоконно глубока,
что пассажиры пребывают необозначенно-пустыми,
и никуда не прибывают.
Игра?